Лишь одна Звезда. Том 2 - Роман Суржиков

– А я и не спешу. Приступайте, сир Джоакин.

Он начал с того, как вдвоем с Берком коротал дни у Эвергарда, в надежде попасть на службу к герцогине. Описал ночную атаку и свой ужас, и вряд ли сумел передать счастье, какое испытал, увидев Аланис живой. Рассказал о скитаниях, о предательстве Блэкмора, о бегстве, о брошенной лачуге, знахаркином зелье, краденом коне… Он избегал описывать то, что унизило бы миледи, но в остальном не упустил ни единой детали. Как она без устали скакала под дождем, как скрипела зубами от боли и не уронила ни слезинки… Слово в слово повторил ее монолог: «Вы знаете, чем занят мой дядя Галлард?.. Каждый день, каждый час, каждую минуту я теряю куски своего герцогства!» Описал и монастырский госпиталь, и жуткое лечение червями, и холодный страх ожидания: выживет ли?.. Не скрыл даже собственную глупость, с которой стал требовать у Аланис награды, и яростную ссору, и расставание, и новую встречу в стане Ориджина…

Граф Эрроубэк поднял руку:

– Благодарю, сир Джоакин. Я уловил общую канву и хочу уточнить: зачем вы сделали все это?

– Зачем?!

– Да, зачем? Леди Аланис была беспомощна и бедна, а вы отчаянно нуждались в деньгах. Вы могли отдать ее Блэкмору или Галларду, или Лабелину – любой заплатил бы за нее гору золота! В чем причина вашей странной верности?

– Я – благородный человек…

– Да бросьте!.. – отмахнулся граф.

– Я люблю ее, – сказал Джо.

– Как?

– В каком смысле – как?

– Любовь бывает разной, сир Джоакин. Любите, как вассал любит сюзерена? Как набожный фанатик – внучку Праматери? Как бедняк – надежду на наживу? Как ничтожный человек – свою мечту о возвышении? Как мужской орган любит теплое женское лоно? Ответьте, добрый сир!

Джоакину не пришлось долго искать слов: раскрыл рот, и они хлынули пенным потоком, будто из туннеля в плотине.

– Отвечу, милорд. Я люблю ее, как безмозглый дурак. Как идиот, променявший все на мираж! У меня была верная лошадь, отцовский меч, прибыльная служба, нежная девушка. Я бросил все ради мечты – правда, глупость? Я шел за Аланис, когда она смеялась надо мной, и когда помыкала, и ругала на чем свет стоит. Хранил верность, когда она была злой капризной сукой, и надменной ледышкой, и полумертвой рухлядью. Она просила Ориджина бросить меня в яму, а я умолял его помочь ей. Великий герцог не мог понять, зачем это делаю, – как и вы не понимаете сейчас. А я отвечу, зачем. Видите мир за окном, милорд? Красиво, когда смотришь с птичьего полета, верно? Вот так я вижу мир, когда Аланис рядом! Ни одна башня недостаточно высока, чтобы заменить мне это чувство! А когда Аланис нет – я будто на дне реки под плотиной. И никакой горы золота не хватит, чтобы выбраться из этой бездны!

Граф Эрроубэк несколько раз хлопнул в ладоши:

– Отлично сказано, сир Джоакин. Очень красиво, я тронут! Будь я менестрелем, записал бы ваши слова.

Он хлебнул из кубка. Потеребил перстень на пальце, зачем-то снял его.

– Выражусь вашим поэтическим языком, храбрый воин. Никаких слов, даже самых красивых в мире, недостаточно, чтобы заставить меня рискнуть жизнью, честью, семьей и графством. Лишь поступок может убедить.

– Какой, милорд?

– Если знакомы с Аланис столь близко, то вы должны знать: она берет на службу лишь тех, кто готов за нее умереть. А вы готовы, сир Джоакин?

– Да, милорд.

– Отрадно слышать.

Граф повернул камень на перстне, и тот сдвинулся в сторону, будто крышечка на крохотной шкатулке. Из емкости, что была под камнем, он бросил в кубок вина несколько белых кристаллов. Покрутил чашу в руке, чтобы они растворились, и протянул Джоакину.

– Смертельный яд, сир. За полчаса вас не станет. Но я выполню все, о чем просит леди Альмера.

Джо взял кубок из пальцев графа. Кристаллы уже исчезли, на поверхности вина плавало несколько пузырьков.

– Как я понимаю, она в отчаянном положении. Спасите ее, сир Джоакин, или спаситесь сами. Если вы тот, кем себя зовете, это должен быть простой выбор.

* * *

Джо впервые увидел смерть в четыре года. На ее лице была улыбка.

Дед Джоакина – отец отца – ушел с отрядом в лес: по приказу епископа бить разбойников. Вернулся, лежа поперек седла. Голова и ноги свисали по бокам лошади, с макушки деда капала густая кровь. Кистень проломил ему верхушку черепа.

Джо раньше слышал слово «смерть», даже знал, что оно значит. Но не представлял, какова смерть на вид. Мороз прошиб его от пяток до затылка, и Джо заплакал.

– Что ты чувствуешь?.. – спросил отец. Он был бледен, и губы дрожали.

– Горько, больно…

– Да, сын, горько.

– И страшно… Я боюсь, папа!

– Не бойся.

Труп сняли с коня, и отец подвел к нему Джо.

– Посмотри в лицо.

Голова деда казалась бурым комком, Джо дрожал от ужаса и не решался нацелить взгляд.

– Посмотри, – повторил отец. – Ты увидишь, что нечего бояться.

Джо опустил глаза. Губы деда были растянуты, обнажая зубы. Тогда Джо не знал, как выглядит предсмертная судорога. Спросил:

– Почему он улыбается?

– Радуется тому, как умер.

– Радуется???

– Он взял с собою троих врагов и погиб с мечом в руке. Ничего лучшего воин не мог пожелать.

– Но он умер!

– Хорошо умер, – твердо сказал отец. – Как настоящий воин.

Улыбка на губах деда…

Наверное, такая же раскроила лицо Джоакина, когда он поднял кубок с ядом и поднес ко рту. Взболтал жидкость, вдохнул запах. Скрипнул зубами.

Вытянул руку и бросил чашу на пол.

– Чего я и ждал, – усмехнулся граф Эрроубэк.

– Ничего вы не поняли, милорд, – произнес Джоакин. – Я – воин. Я готов умереть за миледи, но не так, как вы просите. Сир Беллем, пожалуйте на позицию!

– Это ничего не докажет, – качнул головой граф. – Вы просто верите в свою удачу…

– Сир Спайк, вы тоже! – рявкнул Джо. – И сир… как вас там… Морриган! Все трое – к оружию!

Граф повел бровью с оттенком интереса. Рыцари пошевелились в нерешительности.

– Боитесь? – хохотнул Джоакин. – Я вас успокою!

Он скинул куртку и телогрейку, стянул кольчугу. Расстегнул и отбросил рубаху. Голый по пояс, вынул из ножен меч и кинжал. Покрутил в руке длинный клинок – и швырнул в сторону. Показал графу искровый стилет – свое единственное оружие.

– Так будет повернее яда. Согласны, милорд?

Граф Эрроубэк кивнул. Трое рыцарей выступили в центр комнаты.

– Зачем тесниться? – сказал Морриган соратникам. – Прошу, друзья, постойте в сторонке. Я сам покончу с ним.